16 мая 1953 года состоялось Юбилейное заседание исполкома городского Совета Старого Оскола в связи с 360-летием со дня основания города. С докладом по теме выступил Старооскольский краевед и писатель, директор школы № 1 Белых Николай Никифорович. Перед общественностью города автор обнародовал свою книгу ЧАСТИЧКА РОДИНЫ (Об истории Старого Оскола и края).

В данной статье помещается одна из глав монографии ЧАСТИЧКА РОДИНЫ: КАК И ПОЧЕМУ ВОЗНИК ГОРОД СТАРЫЙ ОСКОЛ.

 Из монографии ЧАСТИЧКА РОДИНЫ (Из истории Старого Оскола и края) автора Н. Белых

КАК И ПОЧЕМУ ВОЗНИК ГОРОД СТАРЫЙ ОСКОЛ

«Осколу-граду стеречь рубеж (границу) полдный (южный) Руси Великой»

Б. Годунов (Народные сказания о начале города Оскола).

Чтобы лучше понять обстоятельства, вынудившие московское правительство строить новые города-крепости на южной границе государства, необходимо вкратце коснуться истории более раннего периода, в недрах которого уже зарождалась та роль Пооскольского края, играть которую ему пришлось позже под прикрытием стен Оскольской крепости.

С давних пор, с XII века, упоминали летописцы о реке Оскол, которая и передала потом имя двум городам Поосколья – Старому и Новому Осколам.

По летописным данным и легендарным рассказам о знаменитом походе Новгород-Северского князя Игоря против половцев в 1185 году, а также по находкам предметов установлено, что близ современного села Великий Перевоз на Осколе (в 13 километрах южнее Старого Оскола) собрались тогда многие участники половецкого похода, в том числе и курские полки князя Всеволода, брата Игорева.

Здесь князья и ратники поклялись биться не на живот, а на смерть «с лютыми ворогами-половцами за землю русскую»…

Как известно, в силу некоторых военных упущений и по историческим причинам (наличие княжеских междоусобиц, мешавших объединению Руси, слабое развитие экономических связей между княжествами и т. д.) поход Игоря закончился трагической гибелью почти всех русских воинов и пленением князя Игоря. О всем этом с потрясающей художественной силой рассказано в эпическом произведении автора  в «Слове о полку Игореве».

Поражение князя Игоря не было воспринято другими русскими князьями в качестве грозного предзнаменования надвигающейся на Русь еще более страшной опасности. Ведь в эту пору феодальная раздробленность Руси вступила в свою полную силу.

Не внимая умному голосу певца-«автора» «Слова о полку Игореве», призывавшего к единению Руси, феодальные властители по-прежнему ослабляли Русь своими усобицами, иногда – прямой изменой. Так, например, при поддержке бояр в конце XII века был на некоторое время посажен на престол в Галиче Венгерский королевич Андрей.

Ослабленная Русь не могла противостоять напавшим на нее в XIII веке татаро-монгольским ордам хана Батыя.

Начался тяжелый, оскорблявший и сушивший, по словам К. Маркса, самую душу русского народа татаро-монгольский гнет, длившийся около двух с половиной сотен лет. Русским людям, чтобы избежать полона и продажи в рабство, приходилось скрываться в дебрях крупных лесных массивов на севере края и в потайных пещерах.

В Поосколье сохранился один из памятников этого тяжелого для Руси времени – Шмарненские меловые пещеры, расположенные в меловой горе километрах в 18 к югу от современного города Старого Оскола. Гора, окружностью до 2 километров, покрыта лесами. По народным преданиям на горе был древний монастырь, основанный еще до татарского нашествия и до сей поры сохраняющийся в памяти народа в форме названия местного урочища «Старый монастырь». В подземельях этого монастыря, под мощными меловыми слоями толщиной более десяти метров, скрывались русские люди при появлении здесь татар хана Батыя. Автору этих строк пришлось в 1939 году впервые осмотреть Шмарненские пещеры и описать их, проанализировать историю возникновения монастыря.

Открытие Шмаренской пещеры вносит существенную поправку в бытовавшее среди историков мнение, что будто бы в здешних местах Поосколья не было поселений до конца XVI века и что колонизация края началась лишь после основания крепости Оскол в мае 1593 года.

В действительности же, о чем свидетельствуют и остатки Шмарненского монастыря с пещерой и наименования урочищ, колонизация Поосколья и возникновение поселений здесь имели место за несколько веков до основания города Старого Оскола.

 Имелись и такие формы колонизации, как монастыри с их собственной охраной, крепкими стенами, подземными убежищами и т. д.

Татаро-монгольское нашествие надолго задержало нормальное развитие Поосколья, как и развитие всей Родины. Монгольский гнет был одной из причин отсталости Руси, своим телом преградившей татарским ордам путь в Европу и обеспечившей европейским странам условия для нормального развития.

За это Европа должна быть вечно благодарной русскому народу, спасшему ее от татарского огня и меча, от плена и рабства.

Что же касается судеб Пооскольского края, то он входил в ту область Московского государства, которая даже почти три века после Куликовской битвы… оставалась «краем долготерпения», подвергаясь страшным опустошениям и разорением… от крымских и ногайских татар, а затем от поляков.

«Каждый день в то время можно было ожидать, что татары «безвестно», по тогдашнему выражению, появятся среди московских пределов, дойдут до Тулы или даже до самой Москвы, пограбят и пожгут города и села, угонят скот и, захватив не успевших спрятаться в леса поселян, возвратятся обратно. Дороги, по которым татары чаще всего делали набеги, пролегали недалеко от реки Оскола, верстах в 20-25 по обе его стороны и назывались «шляхами»; главными из них были: Муравский и Изюмский с правой стороны города Старого Оскола и Кальмиусский – с левой» (Д. Моисеев. Краткая история города Старого Оскола. С.Петербург, 1894 г., стр. 3).

Конечно, в нашем крае пролегали пути-дороги и до образования перечисленных татарских шляхов. Были сухопутные и водные пути: торговые пути с Сейма на Северный Донец и на Дон и Азовское море, а также Сейм-Оскол-Донец…

Еще со скифских времен торговое судоходство на Дону процветало, доходя и до бассейна Оскола. Позднее первенствующее значение на Дону получили византийские и хазарские купцы, вытесненные затем арабами, в XIII веке, уже при татарах. Иностранные купцы, главным образом, венецианцы и генуэзцы, торговали по Воронежу, Донцу, Сейму, Осколу, о чем свидетельствуют находки различных предметов украшения и быта не местного происхождения: прорезные серебряные бляшки, монеты (В 1927 г., например, Ф.И. Шеховцов нашёл клад серебряных монет в Завалищино. Отчеканены  в государствах Ближнего Востока, Византии, Африки VIII-IX веков н. э.)

Плавали иноземные купцы и по другим рекам южного порубежья: в 1286 году, например, татары, воевавшие в волостях Рыльской, Варгольской, Липецкой, забрали там в плен немецких и цареградских купцов. Предметами вывоза из Поосколья и всего Курского края были меха, хлеб, скот, воск, мед и др. Небезынтересно заметить, что на водном пути из Северской Руси в Тмутаракань, близ волока с Сейма на Северный Донец, рано процветал (еще во времена Феодосия Печерского) торговый город Курск, основанный в X веке при Киевском князе Владимире.

Немногие грунтовые дороги, проложенные в дотатарский период в степной части нашей области, окончательно заглохли во времена татарского владычества. Интересное в этом отношении описание даёт нам венецианский посол Контарини, ехавший в 1476 году. «Перед нами,— писал Контарини,— расстилалась пространная степь, на которой не было даже малейших следов дороги… В продолжение нашего странствования мы останавливались только в полдень и перед наступлением ночи… в открытом поле под покровом небесным, ограждаясь на ночь повозками в виде крепости. Сверх того, для предосторожности, у нас находилось на страже трое часовых».

Описание Контарини правильно характеризует то запустение русских дорог, в которое они пришли за период длительного татарского гнёта. Что же касается утверждений Контарини относительно «пространной степи», где не было никакого леса, то это лишь можно отнести к характеристике «большой степи Азиатской Сарматии», как называл Контарини район современной Тамбовщины, через который пролегал его путь. Да и к тому району характеристика Контарини относилась лишь частично, к местам открытой степи. К нашему же краю ближе подходит, с точки зрения лесопокрытия местности, описание, сделанное митрополитом Пименом в 1388 году. Этот человек ехал в Царьград через территории, близко расположенные к Поосколью, наблюдал многочисленные леса, полные различных зверей и птицы. Но людей в нашем крае, постоянно находившемся под ударом татар, он видел мало и говорил об этом со скорбью, вполне понятной для русского человека времён татарской неволи и недавно состоявшейся кровопролитной битвы на Куликовом поле.

Вот что писал митрополит Пимен о местности между истоком Дона и устьем реки Быстрой Сосны (это к северо-востоку от Старого Оскола): «Нигде бо видети человека, точию пустыни велия, и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы: орлы, гуси, лебеди, жаравли, и прочая, и бяше вся пустыни великая” (Цитировано по стр. 75 книги «Россия», т. II).

Значит, в наших краях в ту пору были большие леса, полные зверей. А описанная венецианцем Контарини степь лежала восточнее и северо-восточнее Оскольского края.

Такой точки зрения придерживаемся и мы вне сомнения, что в эпоху Куликовской битвы более половины Поосколья было занято лиственными лесами и кустарниками: лесоистребление здесь началось с тех пор, как эта полоса, довольно прочно обеспеченная Московским государством от татарских разорений, сделалась его житницею. Уже в XV и XVI веках последствием сгущения населения была распашка выкорчёванных лесных пространств, сильно уменьшившая пропорцию лиственного леса, но ещё более усилилось истребление его… в XVII веке по окончании смутного времени (часть лесов выжигалась с целью окончательной ликвидации крестьянских повстанцев и поимки беглецов из помещичьих владений, часть раскорчёвывалась под пашни помещиков, захвативших много земельных и лесных пространств в нашем крае. Н.Б.) и лесоистребление достигло своей предельной величины в XIX веке, так что к 1902 году в этой полосе количество лесов не превосходило уже 15% всего её пространства.

В районе современного города Старого Оскола и по обоим берегам реки Оскол тянулись густые дубовые и берёзовые леса, сосновые боры, дикие заросли и болотистые топи. Имелись и степи, среди морей ковыля и других трав, островами высились многочисленные лесные оазисы, в которых находили приют беглые крестьяне, возникали починки (новосёлки), разросшиеся к нашему времени в большие селения.

Предосторожности, о которых упоминает Контарини, были далеко не лишними, ибо памятники дипломатических сношений в княжение Ивана III с Крымской и Ногайской ордами (1474-1505 гг.) заключают в себе целый перечень убийств и грабежей, учинённых в татарских степях не только над простыми купцами, но даже над послами: так, московский посол князь Фёдор Ромодановский был дважды ограблен и один раз взят в плен кочевниками, так что его пришлось выкупить в Азове за 70 рублей; Андрей Кутузов, также московский посланник в Кафу (Феодосию), на возвратном пути к Дону, вместе с приставшим к нему караваном купцов, был ограблен и убит татарами. В княжение великого князя Василия Ивановича турецкий посол князь Феодорит Камал вместе с русским послом Алексеевым ехали из Царьграда до Москвы 9 месяцев (с августа по май), терпели голод и опасность в воронежских степях, лишились коней, пешком едва достигли рязанских пределов, где их ждали люди, посланные от московского великого князя.

С другой стороны путивальские и «королевские» казаки не брезговали пограбить иной раз крымских посланцев на Муравском шляху (особенно в исчезнувшем теперь Пузацком лесу, на границе дореволюционного Старооскольского уезда, близ современного села Астанино, где старинный Муравский шлях соединялся с Изюмским) и там, где сходились степные границы Московии и Литвы. Только к началу XVIII века, после азовских походов Петра Великого, все пути южной степной окраины нашей области сделались безопасными (см. «Россия», т. II, стр. 603, 271).

Московское правительство с давних пор принимало меры для безопасения южной границы государства, устраивая засеки и сторожи, организуя, порубежные крепости-города и т. д. Но сторожевая служба часто носила временный характер: места наблюдений за противником всякий раз указывались особо, разведчики и сторожевые посты высылались нерегулярно, по мере надобности. Однако обстоятельства диктовали московскому правительству принять более действенные меры охраны южной границы, особенно после того как в 1571 году крымские татары Девлет Гирея дошли до Москвы, сожгли город и увели в плен более ста тысяч жителей.

Иван IV Грозный назначил тогда князя Воротынского «ведать станицы (разведочные разъезды) и сторожи (сторожевые пункты) и всякие свои государёвы польские (степные) службы».

Воротынский созвал в Москве совещание опытных станичников и других людей порубежной службы — знатоков южного края, посоветовался с ними об устройстве порубежной охраны государства и повелел безотлагательно, кроме посылаемых из «украйных» городов сторожей, поставить ещё «на поле четырёх стоялых голов». Одному из них было указано место в 4 верстах южнее современного Старого Оскола.

Стоялый голова назначался Московским разрядным приказом ежегодно в феврале месяце и нёс службу в одну из трёх смен в течение летних месяцев. По характеру своей службы стоялый голова соответствовал городовому начальнику или воеводе. Как и воевода, он посылал от себя станицы для наблюдения за врагами, следил за исправностью их службы и за службой сторожевых пунктов, отвечал перед центром за то, чтобы порубежники на своей службе «стояли усторожливо и какого худа государёву делу не учинили».

В 1578 году в первую смену на Усть-Ублинский дозор прибыл стоялый голова Богдан Дашков из рода Алексина. Он со своими людьми нёс в нашем крае сторожевую службу с 22 апреля по 22 июня 1578 года, после чего был заменён Михайлою Есковым из Каширы. На смену Ескову прибыл 22 августа из Каширы князь Мещерский.

Если сейчас выйти за городской парк имени Горького, то с городских высот можно видеть крутые лбы ублинских бугров, в районе которых и была в XVI веке Усть-Ублинская сторожа головы Стоялого. Она была непосредственным предшественником крепости и города Старого Оскола, передала ему свои служебные обязанности, образ жизни порубежников, их традиции.

Местность, охраняемая Усть-Ублинским дозором, принадлежала к числу опасных со стороны татар, но была очень удобна в смысле наблюдения за противником. Этим и объясняется, что здешняя сторожа долго сохранялась на одном месте. Она была сохранена и при новом начальнике сторожевой службы Никите Романовиче Юрьеве, вступившем на эту должность в 1574 году вместо опального князя Воротынского. А ведь Юрьев интенсивно переводил на другие места или совсем упразднял созданные Воротынским дозоры, считая их известными крымским и ногайским татарам.

В 1578 году по специальному указу Ивана Грозного Усть-Ублинский дозор был усилен лучшими людьми, которых было приказано «верстать», кроме денежного, ещё и земельным жалованием, «дабы людем безконным не быть и для пользы государева дела иметь добрых коней».

Роль дозора возросла ещё более с 1579 года, когда русские станичники открыли вновь проложенную татарами Кальмиусскую дорогу, близко подходившую к истокам рек Убли и Котла. В это время станичные головы (атаманы) заявили Юрьеву, что «если не стоять стоялым головам на Осколе Усть-Убли, то и дорогу ту новую Кальмиусскую уберечь нельзя».

В 1586 году вся сторожевая власть в нашем крае перешла в город Ливны, стоявший на пути всех шляхов, сходившихся на реке Быстрая Сосна. Казалось, что район современного Старого Оскола признан правительством второстепенным, хотя и в Усть-Ублю из Ливен высылались для несения пограничной службы станицы и сторожи. Но выгодное стратегическое положение района Оскола – Усть-Убли, как увидим ниже, заставило правительство пересмотреть свою точку зрения.

При царе Фёдоре Ивановиче, когда вызревали честолюбивые замыслы у Бориса Годунова занять престол московский, умный и энергичный правитель Годунов начал принимать меры по усилению обороны границ государства. Ублинскую сторожу он объявил «зело некрепкой, поелику низко стояла и в подданстве от бугров полуночных» (имелись в виду северные бугры, на которых расположен сейчас город Старый Оскол). В то же время бугры у слияния рек Оскола и Оскольца были признаны важными «для пользы государёва дела».

Здесь заложили новую сторожу и град на крутом правом берегу реки Оскол, где сейчас находится тюрьма и парк. Это произошло в 1593 году.

Окончание следует