Старооскольскому автору и краеведу Николаю Белых пришлось долго и основательно изучать жизнь коллектива горняков с момента появления их первой группы в селе Лебеди до создания рудника и отправки первых эшелонов руды в Липецк. В результате были написаны автором ряд очерков, которые публиковались в горняцкой газете "ЗА РУДЫ КМА".
Первые строители Лебединского карьера начали съезжаться в августе 1956 года и начали строить поселок НОВЫЕ ЛЕБЕДИ, а на месте старого поселения Лебеди, возникшего в XVII веке, приступили позже к вскрышным работам, которые начались 13 января 1958 года, когда был взят первый ковш грунта на месте будущего гигантского карьера.
Ближайшие десять дней декабря-месяца в истории Лебединского карьера будут отмечены очень важными для карьера днями:
17 декабря 1959 года в 6 часов 40 минут утра строители карьера дошли до рудного тела, была расчищена нужная площадь залегания железной руды и произведена подготовка к взрывным работам.
26 декабря 1959 года в 11 часов дня был произведен первый взрыв рудного тела и погружен в самосвал первый ковш железной руды Лебединского карьера.
Автором Н. Белых пять очерков объеденены в повесть ЛЕБЕДИНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ. Эти очерки будут последовательно размещены на сайте.
О себе добавлю. Будучи еще в детстве в пионерском лагере в селе Каплино, наш отряд совершил пеший поход в поселок Губкино. По пути, пройдя железнодорожный переезд, мы сделали привал на берегу Оскольца, искупались в его чистых в то время водах, пошли дальше. Пройдя луг поймы Оскольца, мы вошли в село Лебеди по дороге, которая имела небольшой подъем вдоль хат села. Это я до сих пор отлично помню, хотя прошло с тех пор более 60-ти лет.
И вот, в 1960 году летом, мой родственник по жене, ее двоюродный брат Павел Кирсанов (герой повести Н. Белых ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ, водитель МАЗа, который был вторым в колонне автомашин и вез первую железную руду 26 декабря 1959 года), на своей машине меня и мою жену повез к Лебединскому карьеру. Вот и знакомый железнодорожный переезд. А дальше, как в сказке: знакомая с детства дорога оборвалась, мы подошли к краю карьера, впереди пропасть, на дне которого был работающий 14-ти кубовый шагающий экскаватор, казавшийся игрушкой... Села Лебеди не было... Это осталось в памяти навечно.
Ниже размещаю первый очерк ЗНАКОМСТВО из повести Н. Белых ЛЕБЕДИНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ.
ЗНАКОМСТВО
Девушка в шерстяном голубом платке робко оглядывала черными любопытными глазами пассажиров вагона, прислушиваясь к разговорам.
«Все говорят о Лебедях и о Лебедях, – роились ее мысли. Вагон сильно качало. Нагоняла тоску жестяным дребезжанием консервная банка на откидном столике у окна. – Уживусь ли я в этих Лебедях? Еду по комсомольской путевке, а нет у меня там ни одного знакомого человека. Наверное, хлебну скуки и горя в этих Лебедях».
– Мы туда первыми приехали в августе 1956 года, – как бы откликаясь на мысли девушки, продолжал рассказывать куратор Ильинский, русый худощавый человек с веселыми карими глазами. – Тогда мы увидели обыкновенное захолустное село – с курами, гусями, поросятами на улицах, деревянные хатенки. Никакого промышленного вида. Поговорили с населением о залежах руды и о необходимости ее разработок. Народ здесь любознательный, с нашими планами согласился. И начали мы строить поселок «НОВЫЕ ЛЕБЕДИ», переселяя туда людей. На месте старого поселения, возникшего в XVII веке, приступили к вскрышным работам…
– Чем же вы тогда вскрывали руду? – спросил один из парней, тоже новичок, ехавший в Лебеди по комсомольской путевке.
– Признаться, своей техники у нас тогда не было, – повернувшись на голос, сказал Ильинский. – Но мы заключили договора с подрядными организациями и провели обвалование участка гидроотвалами, устроили дамбы. В начале пятьдесят седьмого прислали нам первый экскаватор «ЭКГ-4». Тогда же образовалось Лебединское рудоуправление. И пошли к нам люди со всех краев земли. Возник как бы Лебединский перекресток людских дорог и судеб. С народом пошло дело веселее. Создали два вскрышных участка на лебединских землях. Возник отвально-дорожный участок. Потом оформили железнодорожный отвал, построили автоцех, разные другие службы…
У девушки, слушавшей этот рассказ, начало постепенно облегчаться в груди. «Оказывается, еду не на голое место, – мелькнули мысли. Передвинула на коленях белый узелок с едой, покосилась на соседей. Они тоже молчали. – Видать, новички? Самим рассказывать нечего, вот и слушают. Да и что расскажешь, если биография вместится на листочке из ученической из ученической тетради…»
– А как там у вас со земснарядами? – свесив косматую рыжую голову со средней полки, спросил сероглазый паренек. – Расскажите, Евгений Михайлович. А то я мечтаю работать на этих машинах, но представления о них не имею.
– Об этом лучше всего вот этот бывалец, – кивнул Ильинский на рослого широкоплечего парня. Тот глядел через окно на перелески, проплывающие в синем утреннем тумане, на мелькавшие придорожные деревья и столбы с провисшими нитями телеграфных столбов и думал о чем-то своем. Тогда Ильинский окликнул его:
– Слышите, Петр Васильевич, ребята интересуются земснарядом. Расскажите им.
«Петр Васильевич, – девушка недоуменно пожала плечами, когда парень повернулся от окна. – У него же совсем мальчишеское лицо и по-детски широкие голубые глаза, так что звать, так что звать бы его просто Петей…»
Да и сам Петр Васильевич покраснел до ушей, замялся. Но тогда рыжеволосый закричал звонким петушиным голоском:
– Граждане, прошу тишины. О земснаряде сейчас расскажут…
Петр Васильевич понял, что рассказывать надо. Он покосился на дребезжащую банку, взял ее и сдавил в ладонях. Бросил в урну под столиком и усмехнулся:
– На днях один корреспондент писал в газете и уверял читателей, будто они дети, что руда – не консервная банка и ее нельзя вскрывать. Скажу прямо: чепуху написал журналист! – в голосе рассказчика прозвучала жесткая нотка осуждения человека, написавшего о том, что самому ему совсем неизвестно. – Да, чепуху написал! И сами вот определите, опираясь на наши факты. Наш коллектив ЗЕМСНАРЯДА № 507 работал на Волго-Доне и на Куйбышевской ГЭС, теперь прибыл в Лебеди именно за тем, чтобы вскрывать руду, а не консервные банки или чьи-то письма. Да-да-да, земснаряд – это необъятная махина. Мы его на Волге разобрали на тысячи частей, загрузили около ста железнодорожных платформ, да вот и перевезли в Лебеди. Милости просим, поглядите, что делается в Лебедях. На первом выступе, например, свистящая струя водная вырывается из мониторов под давлением двенадцать атмосфер и своим секущим ударом подрезает грунтовую кручу. Многие тонны пород превращаются в месиво, всасываются через люки и мчатся по трубам на отвалы. Твердые породы грызут стальными челюстями экскаватора. А потом вмешиваются в дело земснаряды…
– И по скольку же они глотают? – дотошно допрашивал рыжий.
Петр Васильевич усмехнулся, скребнул ногтем густую черную бровь.
– Не глотают, а отгоняют, – сказал он. – В сентябре отогнали на отвал 375 тысяч кубометров грунта одним нашим земснарядом. Да еще соседский не меньше отогнал. В ста метрах от нас работает. Там у них командует Сергей Иванович Хлесткин. Раньше их земснаряд был на Каховской и Кременчугской ГЭС.
– И новичков на земснаряд принимают? – неожиданно спросила девушка, и сама испугалась этого вопроса, начала торопливо развязывать и завязывать узелок с едой. – Я не о себе, просто так…
– Принимают, – серьезным голосом сказал Петр Васильевич. – За усердие и сноровку дают повышение. Вчера командир земснаряда перевел Николая Колпакова и Владимира Жихарева из рядовых в старшие матросы.
– Будь я командиром, такую красавицу сразу бы в старшины, – озорно подмигнул рыжий на девушку. – Честное слово!
– Ростом не вышел! – огрызнулся на него каштановолосый парень в серой кепке и тут же обернулся к сконфуженно угнувшейся соседке: – Не робейте! В Лебедях найдем любую работу.
Девушка немного отодвинулась от этого сероглазого соседа, возразила:
– Вам легко говорить, а у меня в Лебедях ни одного знакомого человека. Да и сама ничего не умею. После десятилетки поработала немного в колхозе учетчицей, сюда вот дали путевку в райкоме комсомола.
– Учетчицей? Да это же специальность! – воскликнул парень, не замечая в азарте, что люди в вагоне прекратили разговор и наблюдали за ними. – У нас уже работает одна, Валя Шимраева. И не бойтесь, найдутся знакомые. По себе сужу…
– Расскажите, – девушка более доверчиво подвинулась к нему, пригласив в то же время рабочего присесть на освободившийся уголок лавки. – Я люблю слушать о жизни.
– Жизнь моя что, она обычная, – заволновался парень, двинув кепку вперед-назад, расстегнул от внезапно охватившей его жары синюю фуфайку, из-под которой сверкнул на кармане гимнастерки комсомольский значок. – Из Барнаульского строительного техникума попал я на строительство Московского университета, потом приехал в Лебеди. Записали в плотницкую бригаду Николая Ивановича Данилова. Сам он из села Арбузовки вблизи Ульяновска, а теперь стал масштабным человеком. Награжден орденом Ленина. Со мною встретился здесь один знакомый, раньше служил на эсминце…
– Это вы про моего соседа? – вмешался сидевший на уголке лавки человек с подстриженной серой бородкой и железными очками на длинном горбатом носу. – Про Матюшку Никулина? Фартовый парень. Живет в домике у карьера, работает бригадиром ремонтников.
– О нем. А что?
– Да ничего, к слову пришлось. Меня то вы знаете? Рекомендуюсь: Непоседов Василь Митрич. Родом из Лебедей. Вырос в Касторном по родству. О-о-о, пришлось на своем веку походить-поездить по матушке Руси. Теперь остепенился. Евгений Михайлович не даст сбрехать. На самосвале работаю.
– Верно, – кивнул Ильинский. – И неплохо работает.
– Мы – Лебединские и Касторенские – такие есть, – Непоседов расправил плечи. – Мы за что возьмемся, чистим до блеска. Ну, я вот насчет знакомства хочу, потому что, слышу, девушка беспокоится. Знакомство по-разному понимается. В Лебедях я родился и вырос, а теперь вся местность и населенность стали незнакомыми. Вместо прежних хат и улиц, колодцев и осокорей везде чернеют траншеи и невиданные широкие балки с узкими переходами, высятся многоэтажные корпуса, сверкают стальные столбы, гудят паровозы, краны размахивают стрелами, оглушает железный грохот. От старого осталось одно вымирающее ободранное бурое здание церкви, похожей на сказочную бабу-ягу в калмыцкой шапке. Говорят, для музея оставили.
Помолчав немного, Непоседов оживленно засмеялся:
– Недавно поехал я в Старый Оскол по делу. Через сутки вернулся в Лебеди и заблудился. Туда-сюда, пропал насос водяной скважины. Нету, хоть убей! Гляжу, высунулся он из земли и торчит на высоте метров в десять. Будто удивляется моему маленькому росту и моей невозможности покачать его ручку.
– Да что же это за чудо?! – воскликнула девушка.
– Э-э-э, милая, не знаю, как зовут вас? Катя? Очень хорошее имя. На фронте приходилось петь «Катюшу». Поем и теперь в свободное время. Да, насчет насоса. За мое отсутствие потребовалось сделать кулон для галереи транспортера руды в корпуса мелкого и среднего дробления, к сортировочной. Вот и сдвинули грунт толщиной в десять метров вокруг трубы насоса. Где же тут было узнать местность, измененную за один день?
– Лебеди, Лебеди! – прервав рассказ Непоседова, зашумели люди, двинулись к выходу. – Поторапливайся, товарищи, поезд стоит всего две минуты.
Голубоватый сентябрьский туман клубился над мокрым лугом и Оскольцом-речкой, над густой ольховой рощей. Длинная колонна рабочих плыла в нем черной широкой рекой через рельсы и желтую песчаную занось к серевшему вдали рудничному комплексу построек.
Парень в серой кепке не отставал от Кати, норовя подхватить ее под руку всякий раз, когда она цепляла туфлей за камень или шпалу, преувеличенно вскрикивала: «Ой, чуть не упала!»
– Держись, Катенька, держись! Зашибешься, не примут на работу.
– Не зашибусь, – лукаво посмеивалась она, заслоняясь от спутника ладонью и растопыренными пальцами. – Не бери, пожалуйста, под руку. Мы еще незнакомы.
– Зови меня Петей. А еще у меня есть дружок, Ванюшка Ковалев из Сергеевки.
– Нисколечко мне неинтересно про Ковалева, – возразила Катя, сморщив свой красивый узенький нос. – Поговорим лучше, как мне на работу побыстрее.
– Ка-а-атенька! – подпрыгнул Петр от радости. – Да я об этом сейчас же поговорю с начальником отдела кадров. Видишь человека в коричневом плаще? Это он. Догоню и поговорю.
– Разве ж так можно?! – Катя успела вцепиться в рукав его фуфайки и ласково упрекнула Петра: – Зачем блатные приемы, если можно зайти в контору, как все люди?
Некоторое время шли они молча, слушая гул толпы. Потом Петр прервал молчание и показал Кате рукою на белесые песчаные дюны:
– Все это намыли земснаряды. На днях мы обсуждали на комсомольском собрании вопрос, и решили ходатайствовать о постройку завода силикатного кирпича. Тут же сырья миллионы и миллионы кубических метров.
– И места красивые. – Голос Кати нежно дрогнул, щеки покраснели. – Наверное, сложат о Лебедях песню, как про Ангару.
– Про нас, конечно, надо бы написать. Да сухарь-редактор, небось, скажет писателю: «написано в общих чертах, не пойдет».
– А мы в Обком партии или в ЦК напишем, от имени рабочих. Что, Петя, разве нельзя?
– Можно, и напишем.
Слушая Петра и не замечая льющегося мимо них потока людей, Катя придержала товарища за рукав на мосту из огромных бетонных плит. Отсюда были видны толстые трубы земснарядов. Они раздутыми серыми удавами убегали к отвалам. В них хлюпала и сердито ворчала разбавленная водою порода.
– Гляди, Петя, утка!
Действительно, среди осок и травы колыхался серый веер утиного хвоста, по воде, отливавшей свинцовым блеском, разбегались круги.
– Нырнула утка, за добычей охотится, – сказал Петр и незаметно взял Катю под руку. – Идем?
– Ну что ж, пошли, – не возразила Катя, зато носком туфли шибанула с моста песок, чтобы напугать утку и посмотреть ее. Утка встрепенулась. Вынырнув, она закрякала и с испуганно вытянутой шеей быстро скрылась в осоках.
– Видать, бессемейная, – пожалел уточку Петр. – Одна и ей скучно. Наверное, девушкам тоже бывает скучно, если нет сердечного друга?
Катя многозначительно посмотрела на него.
– Об одном прошу тебя, если ты можешь быть хорошим другом, не говори мне о любви, пока узнаем друг друга глубоко.
Петр вздрогнул.
– Хорошо, так и будет, – сказал он. Они поглядели друг на друга. И в глазах, во всем их облике засветилось что-то чистое и восторженное, полное большой надежды.
И снова они замолчали, шагая вдогонку колонне рабочих.
– Вот и наши Лебеди, – прерывая молчание, показал Петр на целый лес металлических столбов с проводами, жемчужными гирляндами изоляторов, матовыми шарами непогашенных ламп. – Здесь электрическая подстанция. А в трехэтажном корпусе разместится горняцкая больница. Правее, видишь, чернеет копер с колесами и тросом на первом стволе водооткачки.
– А вон там, на гребне насыпи?
– Четырнадцатикубовый экскаватор, – пояснил Петр. – У него стрела в семьдесят пять метров длины, а сам весит более двух тысяч тонн. Целый завод. Идем-ка напрямик! Не боишься?
Тропинка привела их через балки, траншеи и котлованы к стоявшему на пригорке длинному серому одноэтажному зданию из шлакоблоков. По фасаду сверкали десять квадратных окон, темнела одна рыжая дверь с узкой медной скобкой.
– Здесь отдел кадров, – помогая Кате взбираться по узкой деревянной лестнице без перил, сообщил Петр. – Нам сюда.
Переступив порог крохотной приемной с маленьким столом и единственным стулом возле него, они увидели за невысоким деревянным барьером у вешалки худощавого человека с усталыми серыми глазами и немного обвисшей нижней губой. Он суетился, не в силах пристроить на крючке свою черную кепку.
– Вот же чертово неудобство! – вместо приветствия воскликнул, обернувшись к вошедшим. – Вы ко мне?
Катя подала путевку.
– Так, значит, к нам? – улыбнулся и добавил: – Я вас видел в вагоне, а теперь состоялось знакомство. Моя фамилия Пузырев.
