ЛЕБЕДИНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ (Продолжение 4)

 Четвертый очерк ХОЗЯЕВА повести автора Н. Белых ЛЕБЕДИНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК ДОРОГ

  ХОЗЯЕВА

В новогодний вечер, когда горняки справляли комсомольскую свадьбу Катюши с Петром, пришла телеграмма: «Липецкие металлурги благодарят горняков-лебединцев за чудесный новогодний подарок. Эшелон вашей руды отправлен на выплавку чугуна».

– Чего же нам еще?! – воскликнул Непоседов, приглашенный Катей на свадьбу в качестве одного из первых ее знакомых в Лебедях. – Раз Липецк благодарит, надо выпить по рюмочке, а? Я восторгаюсь!

– Чем, Василь Митрич? – повернул к нему Аристов свое красивое смуглое лицо. – Тем, что мы в гостях? Но, понимаете, Василь Митрич, Лебедям нужны больше не гости, а хозяева.

– Как же стать хозяевами, если теперь все государственное? – удивился Непоседов и поставил на стол недопитую рюмку. – Работаем по наряду, чего же еще?

– По наряду? – вмешался Кирсанов. – Вчера беседовал я с товарищем Полухиным, который работает на бункере и на мостовом кране при нем. Вот он и рассказал мне, как этот «наряд» оборачивается. В каждой смене обрывается лента верхнего питателя, так что фабрика ежесуточно простаивает пять-шесть часов.

– Правильно, – поддержал Аристов. – Но администрация объясняет простои, как гость вкус еды и хозяйские нужды. «Что, мол, поделаешь, если пусковой период, колебание температуры, неопытные рабочие…»

– Дело совсем в другом! – воскликнула Катя и повернулась к Петру. – Помнишь, когда мы с тобою впервые зашли в контору Оборнева и застали техников за калькой, Оборнев признавался, что галереи по чьей-то вине смещены относительно оси перегрузки. Но вот вопрос, одни ли галереи смещены? По-моему, все неполадки на нашем производстве проистекают от просчетов и упущений в конструкциях и вообще в системе производства. Отсюда и проектная мощность явно занижена.

– Ка-а-атя, зачем же так? – ласково прервал ее Петр, но она поморгала, будто хотела стряхнуть что-то со своих длинных ресниц, потом мягко отстранила мужа рукою:

– Не перебивай, Петя. Мне все видно, потому что я сижу на учете. Знаю, не будь задержек, наши шофера могут перевезти из карьера на фабрику не две тысячи пятьсот тонн руды, а в два или три раза больше. Какие же это «наряды», если их можно трижды перевыполнить?

– А что, дочка ведь правильно говорит, – толкнув локтем Никулина, сказал Непоседов, прожевывая сырник. – Ты вот бригадиром ремонтников работаешь. Скажи, всегда ваш ремонт полезен?

– Чаще бесполезен, потому что нужно всю систему заменить, а нас заставляют дырки штопать…

– А-а-а, вот и оно! – Непоседов крякнул, потер руки. – Но для понятливости хорошо бы на примере…

– Примеров сколько угодно, – Никулин допил вино и отодвинул стакан, не став кричать «горько!», хотя и такая мысль у него мелькала. – Вот, например, на главном питателе часты аварии. Я предложил заменить рамы поддерживающих роликов, а начальство заставило меня чинить старые, совсем негодные. Какой же прок от такого ремонта?

– По хозяйски, дорогой, рассуждаете, – одобрил секретарь парторганизации. Он промокнул платочком вспотевшую лысину. Достал из бокового кармана газетную вырезку. – Считал я неудобным говорить об этом на свадьбе, да уж теперь все равно начался спор. Так что разрешите?

– Просим, просим!

– Чтением вас не здорово утомлю. Всего несколько строк из газеты «Правда». Вот что напечатано: «Южные Коробки и Лебеди – два рудника, рожденные на Белгородской земле в первом году Семилетки, приоткрыли дверь к несметным сокровищам Курской магнитной аномалии». А вот у нас, оказывается, есть любители прикрыть двери. И очень хорошо, что дух хозяина охватывает ваши сердца и мысли. Дерзайте, творите, парторганизация поддержит вас всеми силами, чтобы сломить косность и отсталые взгляды, двинуть вперед производство, дать простор новаторству. На днях пришлось мне быть на третьем этаже корпуса среднего дробления и прочитать на железной двери воззвание, написанное мелом: «Товарищ помни, наш план – 2500 тонн руды за смену!» А тут подошел ко мне один товарищ и говорит: «Это не план, а только половина плана». Признаться, я тогда принял этот намек за шутку, а теперь вот меня полностью убедили на комсомольской свадьбе, что намек рабочего имеет вполне реальную основу. И я обращаюсь к присутствующим с просьбой не пожалеть сил для создания условий удвоения и утроения мощности нашего производства. Сами, конечно, понимаете, что удвоить переработку руды в два-три раза нельзя без увеличения ее добычи в два раза, без удвоенного подвоза руды из карьера в бункер, без удвоения гарантии против аварий. Понимаете, одно колесико цепляется за другое, тогда и приходит в движение вся цепь. Сдюжите?

– Сдюжим, сдюжим! – закричала молодежь. – Завтра же организуем соревнование.

– А мне, старику, можно с вами соревноваться? – спросил Непоседов и тут же снова налил себе вина в рюмку. – Если можно, так и тост за это поднимем…

– Да, конечно же, можно! – зашумело застолье. – Выпьем за успех хорошего дела.

Секретарь парторганизации поднял рюмку с вишневкой, тут же лукаво сморщил нос и покричал:

– Горько!

– Горько, горько! – подхватили другие, так что пришлось Кате и Петру много раз целоваться и обнимать друг друга. Оба разгорелись, как и утренняя заря. Она налила малиновым отсветом пушистое заиндевелое окно, заглянула в комнату, когда гости начали расходиться и дали друг другу слово, что будут относиться ко всему на производстве, как хозяева.

На этой же неделе на квартиру Громаковых нагрянул начальник Кушнарь, худощавый низкорослый мужчина лет сорока, но с облысевшей макушкой.

– На вашей свадьбе не пришлось побыть, потому что сильно занят, – начал он свой разговор с Катей, застав ее дома одну. – Но мне рассказали, будто свадьба превратилась в клуб критики и  подрыва авторитета администрации. Договорились с перепоя до того, что гости назвали себя хозяевами. Это правда?

– Что назвали себя хозяевами, так это верно, – сказала Катя. – Но насчет «перепоя», это вы придумали. Да, придумали. Никто из присутствующих не был пьян…

– Что, тайны от меня скрывать?

– А какая тайна? – не сдавалась Катя. – Некоторые из наших руководителей не находят средств для реконструкции механизмов на фабрике, зато содержат некоего Перца в своих личных писателях и оплачивают его по несуществующей должности электромеханика, чтобы он воспевал заслуги своих шефов… Вот это и есть гости, а не хозяева.

– Что вы сказали?! – закричал Кушнарь. – Да ведь Перец сочиняет роман о Лебедях, чтобы всех нас прославить…

– Всех не за что! – резко возразила Катя. – Зачем, например, воспевать кандидатов на вылет? Ведь Обком партии все равно скоро разберется и…

– Ну, знаете ли, ну! – Кушнарь начал бегать по комнате, сверкая лысиной и не находя слов, которыми бы можно было уязвить Катю. Потом он со злостью усмехнулся и сказал: – Конечно, наш Саша Перец не будет воспевать приезжающих искать женихов на руднике. У нас, имейте в виду, не ярмарка невест…

Катя бросила на Кушнаря гневный взгляд и молча начала одеваться.

– Значит, молодая хозяйка вытесняет гостя? – прохрипел Кушнарь. – Не ко двору пришелся, да?

– Мне нужно к Петру. Мы с ним в разных сменах сегодня, так что…

Кушнарь поднял брови, в глазах отразилось какое-то движение мысли.

– Знаете что? – прищурено посмотрел на Катю. – Я могу освободить вас дня на три. Ведь у вас медовый месяц…

– Спасибо! Во-первых, месяц нельзя вместить в три дня. Во-вторых, сейчас много дел, отпуск мне не положен.

– Сумеете ладить с начальством, все окажется положенным, – сказал он с усмешечкой, серые глаза его замаслились. – Ну, договоримся?

У Кати запылало лицо, зрачки стали острее игл. Наверное, сказала бы она начальнику много неприятных слов, но в дверь постучали.

– Войдите! – крикнула хозяйка. Недобро покосившись на усевшегося у стола Кушнаря. «Такому дай волю, не только устроит ярмарку невест, но и восстановит право феодальной первой ночи, – мелькнули мысли в мозгу. – Только времена не те… Да и я не та…»

В комнату вошли сразу двое – Никулин и машинист питания Шкверин.

– Беда, товарищ Кушнарь! – едва поздоровавшись, воскликнул Шкверин, тараща черные цыганские глаза. – В бункере опять «зависла» руда. Смерзлась и заклинила входное отверстие питателя. А получилось потому, что вы запретили подогрев и подсушку в кузовах…

– А у вас что? – не моргнув глазом и ничего не сказав Шкверину, повернулся Кушнарь к Никулину. – Опять с кляузами против руководства?

– Какие кляузы? – у Никулина задрожала нижняя губа, зрачки досадливо разгорелись. – Вы запретили ремонтникам заменить раму поддерживающих роликов на главном питателе и устранить произвольное смещение, вот и авария…

– Преувеличиваете?

– Не преувеличиваю. Фабрика остановилась не только по причине «зависания» руды, но и потому, что авария на главном питателе и на транспортере из-за неравномерной нагрузки. Я вам уже докладывал, а вы все же запретили заменить жесткую полумуфту между электродвигателем и редуктором простыми техническими стропами…

– Хватить болтать! – оборвал его Кушнарь и, как бы потеряв всякий интерес к сказанному бригадиру ремонтников, повернулся к нахмуренному Шкверину:

– Если якорь мостового крана бессилен, взорвите руду в бункере. И не обращайтесь ко мне по таким пустякам. У вас есть инструкция, чего же вам еще?

– Взрывы уже повредили здание. От них с потолка падают стекла в медных рамах. На днях чуть было не рассекло пополам одного товарища. Не лучше ли выполнить рациональное предложение рабочих? Стоит лишь…

– Ничего не стоит! Идите, работайте по инструкции, иначе выгоню с работы, чтобы не умничали!

Не попрощавшись, Шкверин выбежал из комнаты, нахлобучив до самых бровей черную треуху с кожаным верхом.

– И вы идите, Никулин. Отремонтируйте без нарушений конструкций и системы…

– Это будет не ремонт, а штопанье старых латок! – совсем уже неожиданно для Кушнаря вмешалась Катя, позвякивая кольцом ключа от двери. – Нужно не латать старые дырки, а реконструировать, поскольку рабочие убедились в ошибке защищаемой вами системы техники…

– А кто же отвечать будет за нарушение установлений свыше и за акт, подписанный при вводе рудника и фабрики в эксплуатацию? – со злой иронией спросил Кушнарь. – Думаете, найдутся смельчаки, кроме меня?

– Найдутся! – Катя резко взмахнула рукой, ключ с мерцающим блеском промчался около самого носа Кушнаря, пришлось рвануться назад, едва не опрокинулся вместе со стулом. – Хозяева будут отвечать. Нам секретарь парторганизации обещал поддержку…

– Так, так, так! – раздражению Кушнаря не было границ. – выходит , заговор против руководства имеет широкие рамки и возглавлен секретарем комитета… У вас нет чаю, да покрепче? А вы, Никулин, идите. Мы тут с хозяйкой…

Кушнарь мысленно решил расспросить Катю поподробнее о замысле «хозяев» и секретаря, чтобы подготовить контрудар. Но и Катя разгадала его, остановила Никулина и, подав на стол чайник со стаканами и сахаром на подносе, сказала Кушнарю, положив перед ним ключ от комнаты:

– Как напьетесь, замкните, пожалуйста, комнату и передайте ключ соседке. Она всегда дома. А мне больше ждать нельзя, нужно к Петру. Идемте, Дмитрий Павлович. Вы инструкцию начальника получили, чего же больше? Зайдем в партком…

– Тьфу! – вскочил Кушнарь, будто змея ужалила. Бросившись из комнаты, прокричал в коридоре: – Хозяева! Возомнили о себе. Но мы вам рога сломаем! У меня в Совнархозе и Министерстве свои люди, мы вас свернем в бараний рог…

И развернулась в Лебедях борьба между старым и новым, между гостями и хозяевами. Парторганизация встала на сторону хозяев – шоферов и экскаваторщиков, ремонтников и рабочих разных профессий. Там, где Кушнарь со своими товарищами особенно упирался, приходилось рабочим ставить администрацию «перед совершившимся фактом» – упорядочили работу в карьере, заменили жесткие полумуфты техническими стропами и обеспечили равномерную нагрузку транспортера, заменили рамы поддерживающих роликов и установили регулятор смещений на ленте главного питателя, изменили овалы «течек» с неимоверно пологих на крутые и тем навсегда устранили закупорку их рудой, на малом питателе поставили новую ленту и уменьшили скорость ее движения, после чего рудные глыбы не ударяли, а спокойно ложились на «подстилку» размельченной рудной массы. Было скоординировано напряжение всех звеньев, а также налажено снабжение дробилки не за счет складских резервов, а непосредственным потоком руды прямо из карьера в бункер в обогреваемых кузовах самосвалов.

Это привело к ликвидации случаев «зависления» руды и к устранению примерзания до трети всей массы к стенкам кузовов во время транспортировки.

Сделались ненужными опасные взрывы в бункере, прекратилось останавливание фабрики из-за заклинивания рудой отверстий главного питателя.

Рабочие утеплили хвостовые транспортеры, равно как и все галереи подачи руды стали отапливать паром. Весь цикл работ был приведен в полное соответствие с основной силой Лебедей – с энтузиазмом шоферов и экскаваторщиков, мобилизованных коммунистами на подвиг.

Пока это случилось, для забеременевшей Кати наступила пора стать матерью. Петр отвез ее в больницу. В родильном отделении мест не оказалось в общей комнате, так что Катю поместили в отдельной комнате, где раньше была регистратура.

Роды задержались, так что Кате пришлось в родильном праздновать годовщину Октября в своей «одиночке», как она называла комнату, в которой лежала на никелированной кровати и занималась иногда дискуссиями с медицинскими сестрами и врачом гинекологом.

Когда же пришел Петр, и его не хотели впустить, Катя не на шутку развоевалась:

– Заморили меня одиночеством в этой келье, еще и родному мужу войти нельзя! – шумела она, сверкая глазами и рдея лицом. – У меня есть к нему секретное слово. Впустите немедленно, иначе сама поднимусь с постели и брошусь к нему в вестибюль прямо в халате!

Пришлось медикам впустить мужа.

Петр, укутанный в белый широкий халат и казавшийся Кате не похожим на самого себя, осторожно присел на краешек стула и глядел внимательно на умолкнувшую Катю. А она нарочно закрыла глаза, чтобы вызвать в воображении образ того парня в серой кепке, с которым познакомилась в вагоне и не предполагала еще стать его женой. И когда этот образ встал перед нею, ясный и непосредственный, она улыбнулась и подумала: «Тот парень и этот муж – одно и тоже лицо. Но кажутся разными. Да и я стала другой, не узнать сразу. – Нежные чувства согрели ее. Она нащупала руку Петра и погладила ее сухой и горячей своей ладонью. – Сегодня или завтра мой Петя станет отцом нашего ребенка. И все это от жизни… Ее не обойти…»

– Ты задремала, Катя? – тихо спросил Петр, так как жена лежала смирно с закрытыми глазами и ровно дышала. – Утомил я тебя рассказами о производстве…

– Нет, Петя, нет, – встрепенулась Катя. Она снова сжала его пальцы. – Я слушаю тебя с удовольствием и, конечно, думаю о нашем сыне. Как мы его назовем? – Она открыла глаза и посмотрела на мужа ясным счастливым взглядом. – Ведь у нас обязательно будет сын. Врач сказал, что на это есть приметы…

Петр нагнулся и поцеловал Катю в губы.

– Хочешь, назовем его Михаилом? Это в честь Ломоносова, а?

– Хорошее имя, – Катя мило улыбнулась и добавила: – Купим сыночку бархатного медвежонка, чтобы сразу было у нас два Мишки. А теперь доскажи мне, какое же вчера решение приняло партийное собрание о Кушнаре и как готовится смена Попова выполнить нашу мечту об удвоении мощности фабрики?

– Кушнарю записали строгий выговор и постановили удалить его из Лебедей вместе с его подхалимом-писателем Перцем, а для смены Попова нам теперь созданы все условия. Смена его начнет работу 12 ноября, так что…

– Гражданин хороший! – повелительно положила руку на плечо быстро вошедшая в комнату врачиха. – Ваше время кончилось. Да и не разрешается волновать беременных женщин рассказами о выговорах, о подхалимистых писателях. Вам здесь не клуб и не карьер. Понимаете? – зеленые глаза врачихи глядели сердито, красное припухшее лицо под белым колпаком выглядело недружелюбно.

 Петр поэтому не стал спорить, встал. Но Катя вступилась за него:

– Ничего подобного, Любовь Константиновна, мой Петя не волновал меня своими рассказами, а успокаивал и радовал.

– Вот как?! – Любовь Константиновна поджала губы и, тихонечко толкая Петра указательным пальцем в спину, вытеснила его в вестибюль. Но Катя все же успела крикнуть вдогонку:

– О результатах смены Попова обязательно мне сообщи!

Через день Петра вызвали прямо с экскаватора в контору и подали телефонограмму, поздравили с сыном.

– Мишка, значит, Мишка! – воскликнул Петр и бросился было в гараж. Но его встретил Толя Шкверин. У того сияло лицо, блестели глаза. В руках он держал большой лист бумаги.

– Я узнал, Петр, что Катя родила сына. Говорят, женщинам бывает очень трудно и больно родить дитя. И вот я решил передать тебе вот это лекарство. Только сейчас издано.

Петр заглянул в бумагу и в текст, написанный в три краски:

«МОЛНИЯ». Дробильно-сортировочная фабрика ЛЕБЕДИНСКОГО РУДНИКА. 12 ноября 1960 года смена товарища Попова В. В. включилась в социалистическое соревнование за достойную встречу Декабрьского пленума ЦК КПСС, ознаменовала высокими производственными показателями: передробила за одну смену 5212 тонн руды, выполнив сменное задание на 250 процентов. СЛАВА НОВАТОРАМ ПРОИЗВОДСТВА!»

– Урра-а-а! – закричал Петр и крепко обнял Шкверина. – Спасибо, друг! Это известие для Кати будет лучше всяких лекарств. Сейчас же помчусь в больницу…

– Да не забудь, – напомнил Шкверин, – скажи Кате, что ударный двухдекадник хозяева Лебедей проводят успешно. До конца года дадим еще в счет обязательств 196 тысяч з75 тонн руды.

И Петр помчался, счастливый, что имеет теперь сына, имеет красавицу-жену и тысячи друзей, ставших действительными хозяевами, а не гостями на Лебединском руднике, которому суждено получить мировое признание.

1956-1960 г.г. Лебеди – Старый Оскол.

Автор и участник событий Николай Белых.